№3(14)(2013)

Владимир Владимирович,
год вашего президентства еще не прошел, однако часть министров уже получили выговоры, а некоторые даже отправились в отставку. Новое правительство оказалось некомпетентным или ваши требования несколько возросли? Не планируете еще кого-нибудь уволить?
– В целом работой и премьера, и правительства я доволен. Надо не забывать, что действующий премьер, Председатель правительства, в течение четырех лет исполнял обязанности главы государства. Это огромная ответственность и колоссальный опыт. Хотя я по себе знаю, а не понаслышке, насколько эта работа трудна. Там, что называется, прямо у печки нужно стоять, или в забое, как горняки говорят: прямая ответственность за принимаемые решения. Что касается увольнений, то не так уж и много было уволено. Я объявил выговор трем министрам.

А ведь раньше такого не было… Что изменилось?
– Раньше не было. Во-первых, ситуация в стране изменилась. И нам нужно решать уже застарелые, но очень важные проблемы. Люди в правительстве – опытные, большинство из них уже не один год работают в министерствах, но никогда не были в положении первых лиц. И многим кажется, что они и так все знают. Это коллеги, с которыми я много лет уже работаю вместе, но нужно, чтобы они понимали, что между тем, что было заявлено в качестве первоочередных и среднесрочных целей в ходе президентской предвыборной кампании, и тем, что правительство делает, не должно быть никакой разницы. Страна ждет результатов. Это должна быть работа одной слаженной команды. И нужно, чтобы люди это окончательно осознали.
Во-вторых, я никого не выгонял. Министр, который ушел в отставку после первых недель работы, сам начал ставить вопрос, что, видимо, не туда попал. Здесь нет никакого преступления. Человек занимался внутренней политикой, и, в принципе, ему казалось, что Министерство регионального развития – это что-то похожее. А это совсем другое. И ничего страшного, что человек честно об этом сказал и подал в отставку. Зачем ему мучиться самому и кого-то мучить там? А в принципе, несмотря на то что я ему объявил выговор, человек он вполне дееспособный, опытный, и я думаю, что его опыт может быть использован в других местах.

Хотя кризис в еврозоне миновал, ситуация в мировой экономике достаточно напряжена. Это сказалось и на экономических показателях многих стран, и на общем настроении делегатов форума в Давосе. Как считаете, существует ли угроза второй волны кризиса? Если да, то насколько Россия к ней подготовлена?
– Я думаю, что сейчас мы еще лучше подготовлены, потому что прошли предыдущую волну кризиса, и у нас есть уже понимание, что и как нужно делать, есть инструменты борьбы с кризисом.
Более того, еще в прошлом году я дал поручение правительству (прошлому составу) эти инструменты, имеющиеся у нас и испробованные, совершенствовать, подготовить проекты законодательных актов, поправить нормативную базу. Мы попросили у парламента, и парламент согласился, выделил определенную сумму денег, 200 млрд руб. в резервный фонд для правительства. Так что в целом у нас инструменты есть.

Инструменты – это хорошо, а как обстоит дело с реальными экономическими показателями?
– Что касается инфляции, то в прошлом году она была самой низкой за последние 20 лет. И это, безусловно, является предметом нашей гордости, потому что мы на протяжении длительного времени таргетировали инфляцию, пытались ее подавить. Результат есть. В этом году она чуть-чуть подросла – 6,3%, но, как видите, находится практически в тех же самых величинах. Напомню, что в прежние десятилетия, с 2000 года по 2010-й,
инфляция в среднем составляла 12,75%.
У нас, знаете, в прошлом году и рост экономики приличный был: самый высокий в мире после Китая и Индии – 4,2%. Средний рост экономики в еврозоне составлял 3,9%. На этот год Всемирный банк и МВФ прогнозируют Европе отрицательный рост – минус 0,3%, но мы все–таки планируем плюс, причем плюс от 4 до 5%. Вот это самое главное условие, которое говорит нам о том, что в целом Россия если и столкнется с проблемами, то у нее будет достаточно инструментов для борьбы с этими вызовами и угрозами.
У нас положительное сальдо торгового баланса. В 2011 году это было 198,2 млрд руб. в 2012 году – уже 164,6 млрд руб. В этом, полагаю, будет не меньше. Мы с вами понимаем, что цифры, которые я привожу, пока предварительные, они будут досчитываться в первом квартале этого года.
Отмечу, что растет капитализация банковской системы. Что приятно, увеличиваются вклады граждан Российской Федерации в нашу банковскую систему, в наши финансовые учреждения. Рост за год составил 19,6%, в абсолютных цифрах это 13,1 трлн руб.
У нас стабильная ситуация в сфере финансов. Возрастают золотовалютные резервы, они практически восстановились до докризисного уровня. Сейчас мы третья в мире страна по объему золотовалютных резервов после Китая и Японии, у нас 500 с лишним миллиардов долларов. Одновременно восстанавливаются и резервы правительства. Есть два резервных фонда правительства: Фонд национального благосостояния, где $80 млрд в пересчете на доллары, и где-то $60 млрд – Резервный фонд, из которого мы финансируем дефицит бюджета, если он возникает.

Вы говорите «если». То есть на фоне массовых дефицитов в бюджетах стран ЕС и США у России такая проблема не возникает в принципе?
– Дефицита у нас нет. У нас с профицитом, с небольшим, но с профицитом, сверстан бюджет прошлого года. Но это нас совершенно не расслабляет, мы прекрасно понимаем, что самое каверзное во всех этих процессах в мировой экономике в том, что она непредсказуемо развивается, и где появятся основные сложности и основные угрозы, предсказать почти невозможно. Поэтому мы смотрим внимательно за тем, что происходит в соседних странах, в наших странах–партнерах. Мы стараемся помочь искренне, по-партнерски. Потому что любой сбой в экономике, скажем, еврозоны, болезненно отражается на нашей экономике. Это основные рынки сбыта наших товаров. Если они сокращаются, у нас сразу падает производство. Поэтому мы заинтересованы в том, чтобы зона евро сохранилась, чтобы экономика наших основных партнеров заработала.

Украина уже много лет балансирует между Европейским и Таможенным союзами, тщательно взвешивая все выгоды и нюансы от вступления в каждый из них, однако решительных действий не предпринимает. Как российская сторона и, в частности, вы относитесь к неразрешимой украинской дилемме?
– Я уже говорил по этому поводу, но повторю еще раз: любые партнеры, которые хотели бы присоединиться, должны для себя решить – выгодно или невыгодно. Ни в коем случае никогда Россия, да и наши партнеры теперь по Таможенному союзу и Единому экономическому пространству, никому ничего навязывать не будут. Это был бы самый контрпродуктивный шаг в таких вопросах. Любая страна должна все посчитать. Это же, знаете, прежде всего, экономика – посчитать свои плюсы и минусы, которые она приобретает от участия в тех или иных интеграционных процессах.
Наши расчеты показывают, что Белоруссия только за счет понижения цен на энергоносители при присоединении к Таможенному союзу при его создании получила плюс 16% ВВП. Причем, хочу вам сказать, это далеко не только бонус – снижение цен на энергоносители, – это как бы общее решение в контексте других вопросов экономического порядка. Есть и другие выигрыши чисто системного характера.
У нас есть определенные преференциальные отношения, например с партнерами в Германии, но там все основано на глубокой кооперации. Это другая модель экономического взаимодействия. Относительно Украины, наши специалисты с Институтом экономики и прогнозирования Академии наук Украины сделали вывод о том, что в случае присоединения Украины к Таможенному союзу рост ее ВВП составит от 1,5 до 6,5% в зависимости от глубины интеграции.
Есть еще одно обстоятельство, на которое мы всегда обращаем внимание, – процесс интеграции в рамках Таможенного союза, ЕС идет: создаются определенные условия, пишутся документы. И потом менять эти документы для вновь вступающих возможных членов этой организации будет достаточно сложно, если вообще возможно, потому что это достаточно тяжелый переговорный процесс.
Когда мы создавали Таможенный союз, Единое экономическое пространство – переговоры шли годами. Николай Янович, кстати, знает, он был участником этих переговоров еще 5–7 лет назад, – это сложная вещь. Конечно, мы всегда в диалоге с нашими партнерами из Украины, они знают, что происходит, оценивают ситуацию, но окончательный выбор, безусловно, за ними.
Кстати, мы также обратили внимание: наши украинские друзья, партнеры подталкивали нас к подписанию договора о зоне свободной торговли между странами СНГ. Украина была всегда лидером в решении этого вопроса.
В конце концов, и Президент, и Председатель правительства Украины нас дожали, мы подписали и ратифицировали, а Украина пока нет. Это для нас не­ожиданно. Надеемся, что при поддержке общественности, средств массовой информации это все-таки состоится.
В начале марта Виктор Федорович провел итоговую пресс-конференцию, на которой его засыпали вопросами об украино-российских газовых отношениях. В ходе дискуссии с представителями СМИ Президент заявил, что скандальный газовый контракт стал «петлей на шее украинского народа». Не пора ли ослабить петлю? На каких условиях Россия могла бы пересмотреть «формулу цены» на газ для Украины?
– Помните замечательное, всеми нами любимое произведение: «Можно вечером стулья, а утром деньги? – Можно. – А можно утром деньги, а вечером стулья? – Можно. Но деньги вперед!»
Есть соглашения, они подписаны, они действуют. Это, прежде всего, соглашения корпоративного характера. Мы договорились и на уровне правительств, и на уровне президентов, что дадим импульс нашим хозяйствующим субъектам – и «Газпрому», и НАК «Нафтогаз Украины», – чтобы они рассмотрели все возможные варианты совершенствования своих отношений в топливно-энергетической сфере, в том числе и в газовой.
Мы знаем позицию наших партнеров, тоже относимся к ней с уважением. У нас есть вопросы, по которым мы пока не договорились, но мы хотим достичь окончательных договоренностей. И будем к этому стремиться.

Одним из пунктов вашей предвыборной программы был курс на деофшоризацию экономики России. Каким образом вы достигаете намеченной цели и насколько реально вернуть офшорные капиталы в Россию?
– Очень хороший вопрос. Спасибо вам большое за него. Вопрос почему хороший? Потому что один из ключевых для нашей экономики.
Нужно действительно добиваться деофшоризации, это очевидная вещь. Делать это нужно аккуратно, цивилизованными способами.
И первый – чисто административный. А именно: нужно так же, как многие страны, в том числе европейские, добиваться подписания соответствующих соглашений с офшорными зонами и раскрывать налоговую информацию, раскрывать информацию о конечных бенефициарах офшорных компаний. Это вполне цивилизованно, и ничего здесь страшного нет.
Что касается второго, он сложнее, но, мне кажется, важнее. Нужно совершенствовать наше законодательство, добиваться того, чтобы оно было стабильным, эффективным, защищало бы интересы собственника.
И третий способ – улучшать инвестиционный климат. По оценкам экспертов, Россия входит в пятерку стран, потенциально наиболее привлекательных для капиталовложений. Наша задача – превратить этот потенциал в реальный приток инвестиций, в создание новых производств и рабочих мест. Все это крупномасштабные задачи, которые мы формулируем, ставим перед собой и вырабатываем целые планы действий, в том числе с представителями бизнеса.

С задачами все предельно ясно, а конкретные результаты уже есть?
– Вы знаете, по предложению нашего бизнеса и практически всех наших крупных объединений, мы выработали целый план улучшения инвестклимата в стране. Надо сказать, что по некоторым позициям мы продвигаемся вперед, и достаточно эффективно.
Работа по «дорожным картам» и по региональному стандарту улучшения инвестклимата показала свою эффективность. Будем и дальше использовать такой формат, поддерживать постоянный диалог с деловыми объединениями. При этом мало создать условия для инвестиций – нужно научиться их реализовать, продать инвестору как следует, чтобы он направил свои капиталы именно в экономику нашей страны, в приоритетные для нас отрасли. Важно освоить те преимущества, которые дает состоявшееся присоединение к ВТО, включая размещение в России производств, ориентированных на экспорт, например, в страны АТР.
Что касается налогового администрирования, то мы поднялись сразу на 30 ступеней, и даже по этому показателю поставлены в шкалу рейтинга выше, чем Соединенные Штаты. Мне кажется, это говорит о том, что задачи, которые мы перед собой ставим, реализуемы. Надо только целенаправленно в этом направлении работать. Мы так и собираемся поступить.

Ни для кого не секрет, что Кипр – самая популярная «тихая гавань» российского капитала за границей. Как оцениваете попытку кипрских властей ввести дополнительный налог на банковские вклады?
– Я считаю, что такое решение, в случае его принятия, будет несправедливым, непрофессиональным и опасным. Но я ведь и раньше предупреждал. Вспоминается сразу простая русская мудрость: дружба дружбой, а табачок врозь. Есть все основания полагать, что и дальше будут ужесточаться режимы использования средств, размещенных в офшорных зонах. Я не говорю, что они завтра будут заморожены, но если решение подобного рода с разными вариациями будут приниматься, я прошу меня извинить за простоту выражений, замучаетесь пыль глотать, бегая по судам в попытках разморозить эти средства.
Коррупция – извечная проблема для России. Хотя правительство уже развернуло активную борьбу со взяточничеством, подписав Нацио­нальный план противодействия коррупции, и ввело ряд жестких законов в этом направлении, результаты достаточно скромны. Размер средней взятки за последние годы вырос в два раза, а в рейтинге коррумпированности стран, который проводит организация Transparency International, Россия поднялась с 147-го на 143-е место. Так что все-таки мешает окончательно пресечь коррупцию в России?
– Коррупция – это проблема для государства. Кстати говоря, она в любой стране присутствует: и в европейских странах, и в Соединенных Штатах. Там многие вещи легализованы. Лоббирование интересов частных компаний – это что, коррупция или нет? Но вроде как в рамках закона, и вроде все нормально. Но это как посмотреть...
Что касается борьбы с коррупцией. Разумеется, это одна из наших проблем. Но она такая традиционная. Я уже приводил в пример диалог о воровстве между Петром I и генерал-прокурором, когда Петр предложил даже за маленькие, небольшие преступления ссылать в Сибирь и казнить. На что генерал–прокурор ему ответил: «С кем останешься, государь? Мы же все воруем».
Это, знаете, вроде как традиция. Но в то же время вопросы, связанные с коррупцией, напрямую стыкуются с развитием экономики и рынка. По сути говоря, посмотрите, все страны с развивающимися рынками так или иначе поражены этим социальным недугом. Это о чем говорит? Не о том, что мы должны плюнуть и сказать: ну, это традиция, и Бог с ним, так было, и так будет всегда. Нет, бороться с этим надо, последовательно и настойчиво. Нужно и санкции повышать, и добиваться того, чтобы наказание за любое правонарушение в этой сфере было неотвратимым.
Но, с другой стороны, могу сказать, что работа-то идет. Когда говорят, что у нас не делается в этой сфере ничего, это не соответствует действительности. Только в прошлом году, если мне память не изменяет, к ответственности привлечено примерно 800 тысяч человек по коррупционным делам. Значительная часть из них – люди, обладающие особым статусом: это либо чиновники высокого регионального либо федерального уровня, либо депутаты, либо сотрудники правоохранительных органов.

Вы представили достаточно много причин. Но с чего же начать? Как полагаете, законопроект, запрещающий госслужащим открывать счета и приобретать собственность за границей, может стать эффективным?
– Может. Этот закон еще не принят, он внесен в Государственную Думу. Это, конечно, определенные ограничения для граждан, которые занимаются государственной деятельностью, потому что сегодня в соответствии с нашим законодательством любой гражданин Российской Федерации имеет право на счет в иностранном банке, на недвижимость. Но для чиновников, особенно чиновников высокого ранга, могут быть введены ограничения. Я здесь не вижу ничего необычного, особенно для наших реалий и нашей действительности.
Потому что если человек хочет посвятить себя действительно служению своей стране, своему народу, тогда он должен согласиться с тем, что хочет иметь счет – пускай имеет счет здесь, в России, в том числе в иностранном банке. Почему нет? У нас же много филиалов иностранных банков работает. Открывай счет здесь. Зачем обязательно ехать в Австрию или в Соединенные Штаты и открывать там? Если ты связываешь свою судьбу с этой страной, пожалуйста, будь любезен тогда, здесь изъявляй все свои интересы, в том числе и материального характера, и не прячь их куда–нибудь под сукно.

Возможно, проблема кроется в отсутствии прозрачной и независимой судебной системы?
– Вы знаете, я, во–первых, не согласен с тезисом о том, что у нас отсутствует независимая судебная система. Она как раз имеет место быть.
Мы уж столько приняли решений, что на каком-то этапе многие эксперты начали задаваться вопросом о том, не перегнули ли мы палку, а именно: работники судебных органов вообще оказались как бы вне контроля со стороны государства и общества. Это не моя позиция. Но вы не могли этого не слышать – правильно? – когда по ним нельзя проводить каких-то предварительных расследований, оперативную деятельность осуществлять и так далее, и что мы создали абсолютно неподконтрольную обществу систему.
Я с этим тоже не согласен. Многие вещи, да практически основные вещи, связанные с наложением взыскания, отстранением от должности, перенесены на уровень самого судейского сообщества и соответствующих органов самоуправления этой системы.
Ну что еще можно и нужно сделать дополнительно? Если что-то нужно, все можно сделать. Нет никаких табу, надо только, чтобы это были решения взвешенные. И мы готовы проводить такую широкую дискуссию с общественностью. Единственное, с чем я не согласен, это с огульным обвинением всей нашей судебной системы и каждых конкретных судей в подкупности, в непрофессионализме. Это ерунда и чушь полная. У нас стабильная судебная система, она развивается. У нас хорошие традиции юридического образования и судебной деятельности.

Как и в Украине, в России нередко обостряется вопрос защищенности журналистов и, как правило, уже тогда, когда начинаются жертвы. Как вы считаете, каким образом правовое государство может защитить своих «сторожевых псов демократии», у которых из оружия только слово?
– Вы знаете, что есть профессии, выбирая которые, люди так или иначе понимают, на что они идут, – связанные с определенной мерой ответственности и опасностью. И, к сожалению, это касается не только наших стран, но и многих других государств мира, и ваша профессия входит в это число. И у нас, к сожалению, совершаются преступления подобного рода. Чем объяснить это преступление? На мой взгляд, только одним: желанием заявить о себе и запугать.
Но я уверен, что результат будет обратный ожидаемому, потому что сомневаюсь, чтобы люди вашей крови, я имею в виду профессиональной, все сразу испугались и побежали со своих рабочих мест. Наоборот, скорее больше найдется таких, которые скажут: мы не уйдем. Но можно ли что-либо сделать для повышения защищенности? Государство обязано это делать.
В то же время мы с вами прекрасно понимаем: к каждому журналисту невозможно приставить охрану. Гибнут у нас и сотрудники правоохранительных органов, и прокуратуры, и Следственного комитета, и религиозные деятели. Это борьба всех нас, всего общества с терроризмом и с экстремизмом. Здесь есть жертвы. Конечно, мы должны их минимизировать. Будем всячески к тому стремиться.

Дмитрий Анатольевич
однажды сказал, что ответственная власть должна уметь признавать свои ошибки. За многолетний стаж на посту Президента и премьера России вы совершали ошибки, которые готовы признать?
– Что касается ошибок, то… «Кто из нас без греха или кто из вас без греха, пусть первым бросит в меня камень» – известная библейская истина. Наверное, ошибки были. Но говорить о том, что они были какими-то системными, сказать о том, что я сейчас, оглядываясь назад, хотел бы обязательно что-то исправить… Я вот думаю и говорю абсолютно искренне: если бы такое было, я бы сейчас об этом сказал.
Мы что-то недорабатывали, что-то делали не вовремя, особенно в условиях кризиса. Некоторые решения, которые мы принимали, не работали так эффективно, как мы думали и как нам бы хотелось, например, госгарантии. На самом деле это ведь важная вещь – борьба с кризисом. Мы стояли на грани скатывания в рецессию, причем долгосрочную, а это влекло бы за собой долгоиграющие экономические и социальные последствия.
Система госгарантий не сработала так, как мы считали нужным. Была ли это ошибка или нет? Наверное, да. Надо было по-другому выстраивать эту работу, но у нас были и другие инструменты, которые сработали эффективно, и в целом мы достойно прошли кризис и вышли из него раньше, чем другие. Посмотрите, в Европе – рецессия, у нас – подъем, хоть и скромный; но все-таки гораздо лучше выглядит у нас ситуация, чем в той же благополучной некогда еврозоне или даже в Штатах. Поэтому не вижу таких крупных системных ошибок, которые я бы хотел сегодня развернуть назад или как-то исправить.

Вы часто говорите о том, как меняется Россия и ее народ. А как за годы у власти изменился Владимир Путин? Чего от вас ожидать в ближайшем будущем? Какие планы? Вы, как и раньше, впряжетесь на галеры?
– Что касается рабства на галерах: мы вчера начали работать в 10 часов утра, закончили – ровно в 22 часа. Примерно так складывается практически вся неделя. В общем, я к этому привык. По поводу изменений, то это как в замечательной известной поговорке: все течет – все меняется. Поэтому и люди меняются, ситуация меняется. Знаете, сейчас я начну вам говорить, как я изменился – изменился, конечно, к лучшему: я же не могу сказать, что к худшему. Мне кажется, что с моей стороны это будет не очень корректно, но изменения, конечно, есть, и они связаны с увеличением и жизненного опыта, и профессионального.

Вы один из немногих политиков, мировых лидеров, обладающих колоссальным опытом управления огромной страной. Умудряетесь проводить масштабные реформы, держать под контролем полиэтнический народ и вести удивительно интересный, насыщенный образ жизни. Не задумывались о написании автобиографической книги?
– По поводу книжек: писать, мне даже диктовать – некогда. У нас была идея с некоторыми моими друзьями, чтобы я надиктовывал хотя бы в конце дня или в конце недели просто хронологию происходящих событий – я не успеваю, просто не успеваю даже продиктовать. Даже сам не успеваю наговаривать на диктофон, сил нет уже в конце дня, не до этого. Хотя было бы интересно.

Поговаривают, что вы не на шутку увлекаетесь рыбалкой. Где в России лучше клюет?
– Рыбалка мне близка, любима, и я всегда с удовольствием использую, к сожалению, очень редкую возможность посидеть с удочкой. Правда, иногда работа даже помогает. Как иначе я смог бы половить рыбу в Америке, да еще в компании двух президентов? Если серьезно, то лучшая рыбалка в мире, согласно моему личному рейтингу, в Мурманской области и в дельте реки Волги, в районе Астрахани.

Из ряда ваших спортивных амбиций ярко выделяется страсть к боевым искусствам. Увлечение восточными единоборствами как-то отразилось на вашем характере и мировосприятии?
– Еще мальчишкой я серьезно увлекся восточными единоборствами, их особой философией, культурой взаимоотношений с соперником и правилами ведения схватки. Боевые искусства учат держать себя в руках, чувствовать остроту момента, видеть сильные и слабые стороны соперника, стремиться к наилучшему результату. Согласитесь, политику все эти знания, умения и навыки просто необходимы.